В мире История кредитования: от древности до нынешних реалий

Большую часть истории человечества ростовщичество находилось под запретом. Однако в наши дни такая деятельность стала уважаемой профессией. Издание Aeon рассказало, как веками развивалось кредитование и к чему привело сейчас.

Дэвид Миллер в течение 16 лет работал в финансовой сфере, после чего подался в богословы. В 2003 году он сал кандидатом наук в теологической семинарии Принстона. Теперь банкир и теолог является профессором деловой этики, руководит инициативой «Работа и вера», в ходе которой исследует аспекты иудаизма, христианства и ислама. Студенты Пристонского университета нередко называют курс Миллера «Как добиться успеха, не продав душу».

В 2014-м один из крупнейших мировых банков пригласил Миллера в качестве специалиста по этике. В то время деятельность банка Citigroup сопровождали скандалы и общественное недоверие по причине финансового кризиса.

Профессор не стал убеждать банкиров в приоритете закона в их деятельности, он говорил о философии. Они не показались ему «пропащими» и хотели творить добро.

«Я частенько обедаю с топ-менеджерами, и они говорят мне: "Ты правда занимаешься всеми этими божественными вещами?" – говорит Миллер. – И потом мы по несколько часов беседуем об этике, целях, смысле. Так что я вижу: у людей есть интерес».

По мнению профессора, финансистам следует говорить о «мудрости, неважно о какой именно». При игнорировании вековых традиций, идей мыслителей, люди становятся в итоге интеллектуально слепыми.

Многим может показаться странным слушающий богослова банкир, однако большую часть истории подобный диалог считался нормой. Когда на территории Европы лишь зарождалась финансовая система, кредиторы слушали наставления духовенства о применении библейских заветов в условиях тогдашней экономики. Займы на протяжении долгого времени рассматривались как вопросы морали.

С каких пор банкиры перестали руководствоваться моралью?​

Священники долгое время использовали в проповедях сборник рассказов о морали за авторством французского кардинала Жака де Витри, написанный еще в начале 1200-х годов. В сборник вошла притча о ростовщике, взявшем клятву с семейства, что его похоронят с третью наследства. Жена и дети сделали все, как просил умирающий, а позже решили вернуть деньги, раскопав могилу. Но в итоге родные «сбежали от ужаса, увидев, как демоны наполняют рот мертвеца раскалёнными красными монетами».

По мнению де Витри, ростовщик-грешник заслужил подобной участи, поскольку наживался на процентах. Для церкви любойначисленный на земные средства цент считался злом. Корни этого лежат еще в Древней Индии, ведические законы которой осуждали ростовщичество. Правители своей волей ограничивали процентные ставки по всей территории – от Древней Месопотамии до Греции.

Аристотель в труде «Политика» отождествляет ростовщичество с «рождением денег из денег». Такая ситуация противоестественна, поскольку деньги не должны и не могут «рожать».

Еврейская и христианские религии лишь закрепили табу на ростовщичество. В Ветхом Завете записано: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост». Евангелие от Луки гласит: « «Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего». Еще в IV веке христианские советы осудили практику ростовщичества, а к 800-му году Карл Великий императорской волей ввел на него запрет.

Средневековые авторы довольно часто описывали страдания, которые приходилось испытывать банкирам и торговцам за их нелицеприятное занятие. В «Божественной комедии» (XIV век) Данте Алигьери разместил ростовщиков в 7-м круге ада. Автор описал, как сын банкира ради искупления грехов семьи открыл расписанную фресками часовню.

В последующие столетия известные семьи времен Ренессанса, такие как Медичи, занимались филантропией и покровительством, пытаясь искупить чувство вины за ростовщичество. В XVI веке процентщики также не были избавлены от клейма позора. Для понимания ситуации стоит представить себе кредитование бизнеса под 5%. Предложение выглядит вполне привлекательным, пока не сравнить ситуацию со взятыми у матери деньгами на тех же условиях.

В библейские времена займы под проценты походили именно на второй вариант. Поэтому подобные операции были не коммерческими, а скорее благотворительными. В раннем Средневековье крестьяне зачастую приобретали землю за ссуды от монастыря. Тогда еще не было рынков кредитования и страхования, а проценты считались сродни вымогательству.

Антрополог Дэвид Грэбер в книге «Долг: первые 5000 лет истории» (2001 г.) пишет, что до изобретения денежных знаков экономика представляла собой сеть взаимных долговых обязательств. Люди не отличались стяжательством, они делились едой, одеждой, ценностями в расчете на такой же ответ.

История кредитования берет начало с системы взаимопомощи между доверявшими друг другу людьми, поэтому для многих культур занятие ростовщичеством изначально считалось аморальным.

Экономисты Эдвард Глизер и Хосе Шейнкман отмечали: законодательство в сфере кредитования выступало своеобразной страховкой от неравенства в обществе. При осуждении непомерных процентов бедным стали доступнее срочные ссуды, а богатым было тяжелее обогащаться. Задумка была хорошей, однако на деле люди нередко обращались к богатым евреям либо ростовщикам, которых из-за наживы ассоциировали с демонами.

Некоторые историки считают запрет ростовщичества игрой на публику. Зажиточные люди нередко игнорировали ограничения. Банкиры и торговцы искали способы для сокрытия платежей по процентам.

Католическая церковьсама способствовала лояльному отношению к кредиторам. В XIII веке на Священном писании была разработана концепция Чистилища, дававшая надежду ростовщикам на спасение их душ. Историк Жак Ле Гофф в книге «Деньги или жизнь: экономика и религия в средние века» писал: «Чистилище – это одно из подмигиваний, которые христианство сделало ростовщичеству. Вдохновленные надеждой избежать ада – благодаря чистилищу, – ростовщики смогли толкнуть общество XIII века навстречу капитализму».

Церковь сама нередко прибегала к займам, несмотря на осуждение ростовщичества. Кредиты важны были для ведения войн и монархам, и Папе.

Первый банк в Европе​

Первый банк на территории Европы основали тамплиеры в 1100 году. Католический военный орден участвовал в крестовых походах, в таже покровительствовал паломникам, идущим к Святой земле. Защита подразумевала в том числе и охрану оставленных в Европе денег, которые человек получал по прибытии обратно.

В 1312-м орден был расформирован, но деятельность тамплиеров продолжили иные торговцы и банкиры. В конечном итоге идею ростовщичества приняли и монархи, и политики, и даже церковь начала смотреть на этот вид деятельности иначе.

В 1462-м монахи-францисканцы создали на территории Италии первые некоммерческие ломбарды – «банки благочестия», которые позже распространились по всей Европе. Идея состояла в создании Grameen Bank, в основном кредитующего бедных. Он должен был заменить кредитных акул, обирающих заемщиков Папой Римским были утверждены также иные финансовые инструменты, действовавшие до времени разрешения кредитования под проценты.

Почему исчез запрет на ростовщичество?​

В свое время католическая церковь была монополистом и «продавала» спасение. Грешники-ростовщики приобретали индульгенции по высоким ценам ради спасения своих душ. Но в период Реформации XVI века некоторые богословы, среди которых и Мартин Лютер, выступали за отношения с Богом без посредников. Возникли новые движения, такие как протестантизм. Это было сродни разрушению монополии новой компанией. Между христианскими движениями возникли своеобразные «гонки» за привлекательность: ради привлечения последователей секты меньше требовали от верующих, были ослаблены позиции и в отношении ростовщичества.

Имеется иная теория, в основе которой – экономический рост. В XVI веке возникла сеть торгово-экономических центров Мировая экспансия сделала кредитование и инвестиции довольно прибыльными. К тому же развитие банковского дела превратило в конечном итоге ростовщичество из обычной сделки в конкурентный рынок.

Социолог Бенджамин Нельсон в книге «Идея ростовщичества» (1948) утверждает: институционный сдвиг показал европейцам привлекательную сторону кредитования. Лютер истолковал библейские отрывки о ростовщичестве как взаимность: купцам разрешено было взимать проценты друг с друга. В то же время от просил проявлять милосердие по отношению к нуждающимся и не взимать с них более 5%.

В конце концов именно духовенство сыграло активную роль в перемене отношения к ростовщичеству на более уважительное.

В XII-XVI веках схоласты неоднократно поднимали вопрос «греховности» выдачи денег под проценты. Среди лидеров схоластов был Фома Аквинский, а члены религиозного течения были интеллектуалами: изучали в европейских университетах греческую философию, римское право, арабские науки. Их идеи довольно схожи с идеями экономистов-современников.

По их убеждению, справедливой является цена, которую дикрует спрос. Итальянский кардинал Фома Каэтан в одном из трактатов писал, что банкиры замерено скрывали проценты, завышая обменные курсы. Кроме того, схоласты признавали учет коммерческих рисков. Если возврат денег не гарантирован, а залог – недоступен, то кредитор может претендовать на процент. К тому же, данные взаймы средства невозможно использовать в другом деле, следовательно, владелец имеет право на получение издержек. В цену ссудных денег следует закладывать упущенные возможности от их инвестирования на иные цели, считали схоласты.

Впрочем, Фому Аквинского мало интересовали вопросы выгоды, его целью было - выведение законов для справедливого экономического обмена. В труде «Сумма теологии» (1265-1274) он называл обмен - главным предназначением денег. Заработок на них Аквинский считал нарушением принципов естественного права. «Начислять проценты на сумму займа несправедливо, потому что в этом случает продаётся то, чего не существует; и это определённо создаёт неравенство, что противоречит принципам правосудия», - заверял автор.

Идеи схоластов, как и многих религиозных лидеров, не нашли всеобщей поддержки. Одни священнослужители призывали отказываться от строгого следования законам Библии, другие в это же время осуждали ростовчищество, призывая к антисемитизму. Разногласия в итоге превращались в аргументированную дискуссию на уровне академических и религиозных кругов.

Куда пропали споры о кредитовании?​

Схоластам так и не удалось разрешить споров. Вопросами этики и финансов со временем стали заниматься иные органы. Лишь в эпоху неоклассической экономики XX века споры превратились в научное исследование на предмет стимулов и личной выгоды. Хотя экономисты судят об участниках рынка не более, чем биологи говорят о морали пчел…

Граждане нередко поднимают вопросы этики в сфере финансов. Мы рассуждаем: заслуживают ли финансисты солидных бонусов; требуется ли прибегать к спасению банков; осуждаем заведомо проигрышные финансовые инструменты, проданные банкирами. Однако методы экономики базируются на предположении собственных интересов, они сами по себе аморальны, поэтому справедливость в сфере финансов можно сравнить со справедливостью войны.

Нынешние поколения забывают даже то, что когда-то поняли предки-схолокосты: финансирование и заемные деньги – от начала до конца лежат в плоскости морали. Как бы схоласты оценили нынешнюю финансовую систему? Восхищались бы эффективностью использования семейных накоплений? Осуждали бы «неподъемность» кредитов для развивающихся стран, когда богатые платят намного меньше и т.д.?

После всего вышеперчисленного уже не кажется странным, что банкиры готовы нанимать теологов типа Миллера для решения моральных проблем. Зачастую при беседе с финансистами, профессор слышит от собеседников, что у них на работе нет места тому, чему учат проповедники.

При этом ни в светских, ни в религиозных государствах банкирам не дают рекомендаций для приведения деятельности в соответствие с этическими традициями. Миллер отмечает, что богословские школы и семинарии тоже слишком мало внимания уделяют экономике и рыночным отношениям.

Церковники готовы камнями забрасывать корпорации за сверхприбыли, в то же время не ведя конструктивной работы в этом направлении. Общество критически оценивает банкиров, а те в свою очередь страдают от людских суждений. Каждый заинтересованный в изменении этических норм в сфере финансов имеет основу, которая закладывалась веками

«Аристотель, Кант, Бентам – неужели это просто мертвецы, которым нечего предложить? – задаётся Миллер риторическим вопросом. – Или они всё же что-то придумали? Конечно, они бы вряд ли узнали нашу экономику. Но вопросы, которые они поднимали, всё так же актуальны».